Первый день на курсах английского был драйвом. Перед Новым Годом пришла одна я. Меня спросили, нравится ли мне учебник и оставили одну в кабинете. Когда я его взяла, я уже чувствовала что-то подобное. Я открыла, и на одной из первых страниц обнаружила Джона (ака Мартина Фримена). До возвращения преподавателя я пыталась бороться с довольной наглой улыбкой на лице. «О, да, это самый прекрасный учебник. Грамматика и практическая часть…»
А в процессе попыток меня разговорить на языке я решила быть откровенной. Сначала на теме физкультуры и моего рассказа об обучении себя тому, что хуже всего получалось, из необходимости и мазохистском удовольствии, перешедшем в удовольствие обычное и зависимость, преподаватель пришла к выводу, что все люди делятся на две части. Тех, кто физкультуру любит, либо ненавидит. А с таким она сталкивается впервые.
Я заговорила на свои темы, и она попала. Но, похоже, ей это нравилось.
А потом я искренне рассказала об интересах. Речь зашла о писательстве и рисовании. И на вопрос про детство сказала, что была странноватым созданием. Преподаватель заявила, что я не странная, а интересная, и тут не стоит сравнивать. В итоге я осталась должна кусочек из своих историй. Она сказала, что ей нравится все необычное. А, судя по мне, это должно быть что-то такое.
А когда я вышла из метро было уже часов девять. Мне понадобилась минута, чтобы понять, что изменилось. Отключили фонари. Гулять без фонарей по утонувшей в снегу тихой улице уже почти ночью было особенно здорово.