АУ. Мормор. Кроссовер с "Домом", наверное.
Но тут подразумевается место, похожее.
Где Джим в роли Слепого. И что бы было, если бы он выбрал уйти вот так.
Сумбурно зарисовано. Расписывал внутреннюю ручку.

Себастиан часто винил себя в том, что забрал его оттуда. Уговорил выбрать реальный мир и то, что принято называть жизнью. Может быть, это он ошибался, может, должен был научиться принимать чужие решения, какими бы гибельными они ни казались для него самого, может быть, Джеймс пошел за ним из-за него.
Он не мог не думать об этом и выносить эти мысли, видя его таким, каким он был здесь.
Смертельно опасный, прагматичный и проницательный, знающий все и просчитывающий все. Все и про всех. Все нити были в его руках. Практически всесильный, внушающий страх и повиновение. Таким он был там. Джеймс владел обеими реальностями. Той, в которой все это место и его обитатели были подчинены ему, добровольно доверяя себя его решениям. И той, куда он уходил по ночам. Один и босиком. Темными коридорами, раскрытыми окнами. Идя по запахам земли и свежего ветра. И куда он уводил за собой Себастиана. Он показал ему так много. Так много открыл. Слишком много Моран узнал без слов. Просто видя его и находясь там вместе с ним. Ему больше не требовалось слов и объяснений. Джеймс открыл ему свой мир, впустил за запретную границу, туда, куда могли уходить немногие. Немногие могли и возвращаться оттуда. Но Себастиан считал это тем, что здесь принято называть смертью. Уйти совсем. Уйти полностью. Он не давал ему заиграться. Считал своим долгом вернуть его обратно. И всегда возвращал.
Но вот теперь, когда время единственного выбора, который нельзя изменить, прошло. Когда этого места больше не существовало, и они ушли. Выбрав реальность. Точнее, это он ее выбрал, и увел Джеймса в нее за собой. Теперь он жалел об этом. Видя его каждый вечер таким.

Каждый раз, когда он возвращался в их маленькую, наполненную спасительным уютным полумраком квартиру, где Джеймс всегда тихо ждал его.
Здесь он был абсолютно беспомощным. Таким беззащитным. Здесь Джеймс не мог видеть. Но даже не это делало его таким. Ему просто нечего было делать здесь, в этом мире. Джеймс не принадлежал ему. Он был нездешним. Никогда не был своим.
Когда Себастиан приходил, он всегда лежал в одной позе. Свернувшись на его куртке в углу. Как подобранный, неприученный к дому, раненый зверь. И просто ждал. Может быть, спал, может быть, просто слушал. Все звуки улицы из открытого окна и звуки дома, думал, был где-то не здесь. Играл в свои собственные игры. Он редко занимал себя чем-то физически заметным, чем-то связанным с этим миром. Не совершал лишних движений.
Когда Себастиан приходил, он просто утыкался носом в его свитер, перебирался к нему на колени, послушно поднимаясь с пола, вцеплялся в него, слушая голос, вдыхая его запах, исследуя гибкими, цепкими пальцами его руки и одежду, пока не засыпал. Тогда он затихал, и они оба сидели так, очень спокойно и очень тихо.
Себастиан не выдерживал этого, постоянно бессмысленно ругая его за эту гадскую привычку, спать на полу. "Тут же холодно". Глупый аргумент, повторяемый самому себе. Не имеющий веса в его мире. Себастиан быстро затыкался, осекаясь. Понимая, что злится вовсе не на Джеймса и не на его ущербные жертвенные привычки. А на себя. За то, что он сам сделал с ним. Или на то, что Джеймс сделал из-за него.
Он никогда не обвинял его, и от этого было еще хуже.

Здесь, в реальности, Себастиан нашел себе работу. Он немногое умел. Но то, что умел, делал в совершенстве. Мало какой заработок подходил под потребности - достаточно денег, чтобы ни в чем себе не отказывать (а главное - ему, потому что сам Себастиан был невзыскателен), и быстро, чтобы почти все время проводить с ним.
Он не мог вытащить его сюда только для того, чтобы целыми днями запирать в пустых квартирах.
Под эти требования подшла работа наемника. Себастиан всегда был хорошим стрелком. Лучшим. Для Джеймса он мог убивать, не дрогнув, не задавая вопросов. Он просто охотился. Тигры охотятся, чтобы жить. Это было не хорошо и не плохо. Он просто делал это, чтобы мог жить он. Тот, к кому он всегда возвращался вечерами. И тот, кто об этом его не просил.
В такие вечера, когда его долго не было, от Бастиана пахло кровью и бензином, теплым металлом, иногда - его собственной. Джима возбуждали эти запахи и учащенный пульс под горячей кожей еще более немногословного Себастиана. Его руки пробирались в волосы и перебирали мягкие пряди, играя, изучая и... успокаивая. Иногда они добирались до лица, пристрастно исследуя, спускались ниже, ища повреждения или убеждаясь в их отсутствии.

Однажды он по-настоящему напугал его. Когда Себастиан вернулся в очередной раз, Джим был на своем месте на полу. Свернувшись привычным жалким клубочком на его темно-зеленой, цвета хаки, куртке, уткнувшись в грубую ткань, хранящую запах владельца и табака, но все больше - его собственный. И не отреагировал на его шаги. Не ответил на осторожное потряхивание за плечо, и, позже, на грубую встряску, с какой Себастиан с бесконтрольным отчаянием приложил его в стену, поднимая и заставляя сесть. Нет, его привычно хрупкое, не соответствовавшее содержанию, тело излучало тепло, ровное дыхание было заметно сразу.
Себастиан не думал, что он мертв. Его отсутствующее здесь, спокойное лицо... Себастиан решил тогда, что он ушел. Нашел способ вернуться туда отсюда. Оставив его здесь. Его и это тело.
Открывшиеся черные глаза, невозмутимо смотрящие через него, совсем не успокоили Себастиана. Он выпустил его воротник, перестав трясти с настойчивостью психопата, пытающегося его реанимиртвать.
- Какого хера... - проникновенно отозвался проснушийся Джеймс в воцарившейся тишине, нарушаемой только постепенно восстанавливающимся дыханием Себастиана, и в его интонации не прозвучало вопроса.